Родился 3 сентября 1964 года в маленьком поселке Печенга, Мурманской области, (русское северное поселение с 16-го века) в семье военнослужащего, учился в средней школе военного гарнизона Лиинахамари, на побережье Баренцева моря.
  По Заполярью, прожив на Северном Кавказе 25 лет, если не считать вояжей по всей территории бывшего Союза, до сих пор тоскует, и говорит, что красоты тамошние не описать словами. Что меня удивляет и трогает одновременно. Хотя - я зря удивляюсь! В нем вообще - сочетается несочетаемое.
  В школе он увлекался больше естественными науками - за особые успехи в изучении биологии был даже "премирован" традиционной в ту пору грамотой! И вместе с этим - писал стихи, рисовал. Он как-то вскользь обронил о рисунках, не так давно, смеясь, что теперь не рисует даже чертиков на совещаниях. Не довелось посмотреть на его "баловство", как он смог это назвать. И - немного жаль. Представляется, что-то очень необычное. Тонкое, с позолотой заката. Как легкие сумерки. Или мягкие мазки, персиковые, сиреневые тона, как на картинах Ренуара. А быть может, и вовсе - графика?
  Ему близки все эти жанры живописи.
  Он непредсказуем, и это главное, что в нем привлекает.
Но вернемся к скупым строкам биографии. Обычной. Не поэтической. Не внутренней. Хотя - можно ли отделить одно от другого?
  Александр мечтал стать военным, а стал инженером, испробовав множество профессий, специальностей. Даже преподавал в гимназии теорию стихосложения и курс поэзии. Что самое интересное и удивительное, эту довольно сложную, весьма запутанную теорию он изучал совершенно самостоятельно, с увлечением. Профессиональным педагогом не был, но любимые ученики - были. И завороженная тишина в классе, наверное, - тоже.
  Стихи писал - всегда. Всегда любил одиночество углубление в себя. Хотя и "букой" не слыл. Как рождались строчки?
А как, по-Вашему, бывает? Незаметно, подкрадывались и записывались торопливо, часто просто на каких то клочках бумаги, обрывках, во время ночных смен, вахт.
  Отдых использовался им для того, чтобы "на холодную голову" "проверить алгеброй гармонию" и безжалостно выбросить в корзину, пустить по ветру негодные, не укладывающиеся в стройную и строгую форму строчки. Он к себе чрезмерно строг. Просто безжалостен. От этого - слишком мало стихов, уцелевших от его холодной головы и "пропасти" мусорной корзины.
  Выигрывает ли от этого капризная Муза и ее дети - рифмы, которые у него всегда точны и остры - не знаю, но алгебра и гармония для него - Сестры. "Да он - как Сальери!" - быть может, усмехнетесь Вы: "Как Моцарт"! - добавлю я, ибо для меня Поэты - Солнечные люди, носящие в себе частичку Моцарта. Творчества, Таланта, Дара.
  Тот, о ком я говорю, - один из них.
  Вообще, есть несколько признаков, по которым можно отличить настоящего Поэта. Перечислю основные. На мой взгляд.
  Во-первых - непомерная к себе строгость. В отношении творчества. Это я могу повторить снова и снова. Высокая планка требований к рифмам, звукам, размеру, смыслу, метафорам, сравнениям, композиции - всему тому, что есть - стих! И одновременно - знание цены строчкам, которые выходят из-под пера. Со своими ли, чужими ли стихами, он всегда на "Вы". Не терпит к ним неуважения, не терпит небрежности. Если только она не переходит в легкость изящества. В афористичность. У него, кстати, все это присутствует в строчках. Может быть, потому-то они и поражают воображение, и запоминаются часто - "с лету", как говорится, сразу.
  Не раз ловила себя на мысли, что стихи у него, как живые существа. Чаще - "мужеского пола", конечно. Достаточно сильные, самодостаточные, даже "эгоистичные", если так позволительно будет сказать о стихах, но в то же время - свернувшиеся от боли.
  Если правда, что поэзия это тот уголок, где творец рифм может позволить себе быть беззащитным, то его стихи - именно такое место... Да что я опять удивляюсь? Стихи это - ключ к душе. Что ж мне надо, чтоб ключ был ржавым, толстым, неповоротливым? У кого то, может, так и есть, но только не у него. Вообще то, подтрунивая сам над собой он говорит, что "душа у него с двойным, а то и тройным дном, или - как колодец, на самом дне которого - чернота...
  А, может, и дна - то нет вовсе!"
  Так лучше, есть простор для "исследований". И "исследования" эти часто приводят к парадоксам.
  Классическим ямбом или анапестом он может написать совершенно неклассическое по стилю, сюжету, стихотворение, с явно ироническим подтекстом. Но все же относишь это - к лирике. Не по канону. По внутреннему, ошеломляющему ощущению. Словно тебе с саркастически-усталой усмешкой, неожиданно разжав кулак, показали, отдали сердце, беспомощно бьющееся в ритме резких строк. Впрочем, это только мое видение - бьющееся в ладони сердце. Не настаиваю. Каждый волен будет воспринять по-своему. И в этом тоже - признак истинно Поэтического Дара. То, что блекло, бесцветно, бездушно, запутанно, то что просто - пустые словеса - не может меняться, захватывать и... оставаться в памяти так, как его стихи.
  Кстати, о видении Поэта. Он очень не любит говорить о нем, своем видении синестетика - человека, ощущающего мир и людей в тонах и красках. Кажется, что-то в этом тоже - от удивительного и волшебного мира детства. Человека представить красно-розовым или ярко-синим - согласитесь, довольно необычно! Спросила его, как то, шутя, в выигрыше ли от этого поэзия, а он серьезно ответил, что для поэзии важно - все, все там похоже на дыхание, все взаимосвязано, но по-другому он видеть просто не может, потому сравнить ему - не с чем. И - не нужно?
  А мне показалось, что это - не только волшебство и магия детства (отблеск северного сияния в душе?), но и просто - еще один из Даров Небесных Поэту. Хотя Дар такой для многих очень неудобен и относится к "сумасшедчинке" в поэте, скорее, а не к "волшебности".
  Такое "цветное" восприятие им людей не относится к какой то абсолютно категоричной шкале, это просто - то, что ему присуще, но вот интересно - холодные, себялюбивые эгоисты часто в этой "душевной палитре" серо-стального, или зелено-коричневого цвета, сам себя он воспринимает красно-синим, а любимый цвет - черный с позолотой.
  Черный - не как символ мрачности, а как обозначение непознанности. Бездонная Вселенная по ночам - тоже черно-бархатного цвета...
  Он любит "прогулки воображения" по ночам, "прогулки по крышам", как он их называет, и его привлекает литература, которая похожа на бездну: Ричард Бах, дарящий ощущение полета над нею, ввысь и тут же противоположности - Лавкрафт, Стивен Кинг - тянущие за руку на дно бездонного колодца. И еще и еще неисчислимые имена писателей, художников, философов, мистиков... Легче было бы сказать, о ком он не знает.
  С ним интересно и потому, что можно о чем-нибудь обходительно поспорить. Обходительно, потому что он всегда с уважением относится к точке зрения другого. Потому что в споре с ним всегда и обязательно найдешь какую то новую грань, за которой есть еще что-то интересное для тебя самой, будь то - познание собственных психологических глубин или исторические исследо-вания, или вовсе какие-нибудь религиозно-философские труды и теории.
  Он серьезно сожалеет о том, что не может найти спонсора и издать хотя бы один, тщательно отбранный им самим (помогает чутье редактора газеты), поэтический сборник, который посчитал бы некоторым подведением итогов своей непростой творческой жизни, на пороге сорокалетия. Размениваться на "принтерные подделки" он, как человек, уважающий и себя, и Слово, данное в Дар, абсолютно не желает! И, по-моему, прав.
  Кстати, что совсем удивительно: он не любит слишком часто возвращаться к своему, сотворенному, предпочитает изучать что-то чужое, новое. Нет тщеславия? Вероятно, как и у каждого, истинно свободного человека. Есть просто уважение к строкам. Своим и чужим. Об этом я уже говорила, не хочется повторять. Есть ненасытная тяга к новому. Постоянный интерес к Жизни.
  Знаю, что мне очень достанется за эту статью. Знаю, что он засмеется и скажет: "Зачем создаете панегирик совершенно реальному человеку, любящему осень, хороший коньяк и вино, гроздья рябины и ее цветы, чернику, снег - на юге России - редкость, хорошо приготовленную рыбу, сигареты "Петр" и красивых женщин?! Это необъективно. Поищите и отрицательные стороны! Иначе будет - школьное сочинение".
  Хорошо. Ищу. И что-то долго не нахожу. А, вот. Резкая мудрость, смешанная с усталостью и разочарованиями - многие расхоже зовут ее цинизмом. Так проще. Но цинизм - зол, здесь же присутствует просто видение вещей в их истинном свете.
  Все чаще слышимые ноты о ненужности творчества, о нехватке времени. Личная его неустроенность и зябкость, которую он усиленно преодолевает.
И что странно - его неудержимая тяга к Свободе. От самого себя. От других. Она влечет и отталкивает одновременно многих.
И влекущая парадоксальность, от которой устаешь... Но лишь на секунду. Парадоксальность, во всем: суждениях, цитатах, взглядах. Говорим, к примеру о дружбе.
  Я привожу цитату Цветаевой: "Для друга я готова поджечь свой дом!" Он мне парирует: " А что это за друг, ради которого надо свой дом поджигать?! И нужен ли он мне - такой?!"
  Озадаченно останавливаюсь. Но уже спустя секунду киваю головой, соглашаясь. Или: "Любовь есть. Но ее навсегда загнали в резервацию!" Горькое дыхание обреченности вместе с детской верой в Нечто недостижимое. И таков он - почти всегда.
  Он может отдать всего себя человеку, не заметит этого, но оставит за собою право в любое время встать и уйти. Оставив двери открытыми.
  "Человек безмерно уважающий внутреннее духовное одиночество и неустанно бегущий от него", так можно определить в двух словах сущность Александра Ноздрачева, ставропольского Поэта, чудака, любителя "звездных прогулок", художника слова и цвета, "заложника вечности в плену времени". (Б. Пастернак.)
  Я намеренно не даю большого числа и развернутого анализа стихотворений Александра Николаевича, так как не считаю себя ни блестящим литературным критиком, ни беспристрастным и безнаказанным судией от Бога.
  Я - всего лишь пытаюсь набросать краткие штрихи к портрету человека и друга, живая биография которого еще продолжается. Быть может, в ней и не написаны пока самые главные страницы. "Все еще впереди! Какие наши годы!" - как любит говорить он сам. "Что ж, поживем - увидим!" - согласно киваю я.


                    Макаренко Светлана. Ноябрь - декабрь 2002 года.
                    (Статья приводится в сокращении)